Я выставлю на рынок дом,
Покину свой родимый город.
Я обниму тех, кто мне дорог
И растворюсь в шоссе ночном.

Оставлю милый сердцу двор,
Не обернусь, проеду мимо.
Резные раны в сердце львином
Не обнажу на общий взор.

Здесь были дружба и любовь,
Сны юности, могилы предков,
Шаги живых родных проспектов
И солнечных прибрежий зов.

Не держит детства больше нить.
Уж выцвел чувств бывалых спектр.
За километром километр
Я еду, чтобы всё забыть.

Шумела ярмарка в округе,
Стекались толпы на торги.
На площади и вдоль дороги
Стоят прилавки и тюки.

Диковины по нитке с миру,
Экзотика и чудеса,
Конфеты, карусели, игры
После священного поста.

Цыганки ищут на ладонях
Девичьих свадеб и детей,
Вокруг баулов на газоне
Стояли кони всех мастей.

Среди торгов чужих ремёсел
Светился, как маяк во тьме
Арабский конь, не знавший сёдел -
На рынок выведен в седле.

Купец, покупку предвкушая,
Дошёл, чтоб оценить товар.
Уж больно выгода большая -
Здоровый конь, немал навар.

"Куплю узду ему покрепче,
На сдачу яблок и овса...
Верхом передвигаться легче,
На днях заедем к кузнецам."

Недобро глянул чёрным глазом
Товар державший будулай,
Другого предложил окраса,
Сказал - любого выбирай.

"Видать добротная порода,
Себе наверно приберёг.
Такие стоят очень много,
Пусть не сторгую, но моё."

Продал цыган купцу араба
И снаряжением снабдил,
А ветер сдул уж пол базара
И лёгкий дождь заморосил.

Нежданно спортилась погода,
На горизонте грянул гром.
Купец поставил в стремя ногу
И привязал коня за ствол.

Качалась груша от порывов,
Купец укладывал рюкзак,
Рысак занервничал, зафыркал
И в грушу вдарила гроза.

Слетела грушевая ветка,
Упав на темя скакуна,
Порывом шквалистого ветра
Сорвало привязь со ствола.

Рысак в нелётную погоду
Погнался в бешеный галоп:
Спесивый ржач на всю округу
И пыли придорожной столб.

В рюкзак вцепившийся наездник,
Ногами в стремени застрял,
И будто бог природы в гневе
Над бедолагой хохотал.

Промчался конь под серой тучей,
Обдал хозяина дождём -
Летела грязь с копыт из лужи
И клеилась на верховом.

"Стоять, упрямец малоухий,
Не то пущу на холодец!"
Купец хлестал коня по брюху
Так сильно, будто хлещет бес.

Уж вытряслась душа наружу,
Наездник думывал о том,
Каков на вкус араб под грушей,
От гнева красен, словно вол.

Купец кричал и вопли страха
Раскатывались по лугам.
Конь слышал, но не сбавил шага,
Пугаясь воплей седока.

Уж выбился из сил хвостатый,
Уж искры мечутся от ног.
Вынослив конь, да и не малый
Уплочен за него мешок.

Хозяйский голос через слёзы
Взывал к смирению огонь.
Шипя, брыкалось пламя грозно,
Таская жертву под собой.

Смекнул лихач отнюдь не мухой,
Что криком подгонял коня.
Вися бессильно под подпругой,
Вершник в кулак собрал себя.

Утихомирился ретивый
И скоро перешёл на шаг.
Наездник грязный, но счастливый
Успел допрыгнуть до седла.

Задрав поводья, рухнул в гриву,
Дрожа и гладя скакуна.
Конь головой махнул игриво
И лёг с одышкой старика.

"Кто ж знал, что ты такой пугливый" -
Чуть шёпотом сказал коню
От пота липкий и побитый
Всадник, выпавший в траву.

***
Так был объезжен дикий мерин
Потом и кровью ездока.
Седла не знал, но станет верен
Тому, чья гладила рука.

Зачем по русским агрессивно
Открыт неправедный огонь?
Что показалось некрасивым
В культуре многовековой?

История детьми забыта,
Её изорваны листы,
Сменили лица постаменты –
Героев нет, на них шуты.

Вы прославляете фашистов,
А деды воевали зря?
Страна погрязла в террористах
И нет давно на вас Вождя.

Вас натравили, как собаку
На роковой медвежий след,
С преступным страхом на отвагу,
Родных людей под пистолет.

Родства не помнят – глаз затмило,
Запеленало поплотней
Чужое хладное светило
Чужих, не братских нам очей.

Погнали в поле, словно стадо,
Где жвачка – горы мёртвых тел.
Вы рыщете не там, где надо.
Стравитель – жульничий вертеп.

Летят в родных чужие пули,
Чужие танки поле рвут,
Не ваш снаряд заряжен в дуле,
Но кровь стекает с ваших рук.

Войну спонсирует полмира
И с запада ехидно ждут,
Что братья одного мундира
Друг друга в ноль перегрызут.

Тебя подставили, родная,
Господь простит, вернись домой.
Как жаль, что нет пути из рая,
Что парни стынут под землёй.

Мною слёзно у ног Вселенной прошеный,
На коленях у Бога ночами вымолен.
Только мой, и не важно, кем был брошенный.
Я не отдам тебя и не выменю.

Я ждала тебя и скиталась в поисках,
Согревала руки меня зовущие,
И едва не гибла в улыбках двойственных,
Но тащила на́верх таких же тонущих.

Наплевать отныне, что бросят в спину мне,
Даже если счастлива незаслуженно.
Сколько же тогда ещё нужно вытерпеть,
Чтобы быть любимой, родной и нужною...

В моём ночном глубоком сне
Летят ракеты в небе голубом.
И я летаю, только страшно мне –
Летят они в мой полный мира дом.

Лечу не потому, что я расту,
А под завалы стен, под грохот плит.
В холодный космос, пыль и пустоту,
Что вязко глушит самый жуткий крик.

Тебя уже забыли все,
Здесь твой уют, а я в нём крыша.
Моё предчувствие превыше –
Ослушайся и быть беде.

Оправдана ль в своей нужде
В эстетике и уважении,
В любви и самовыражении?
Я разве не даю тебе?

Я дал тебе всего себя,
Тебе меня, должно быть, мало.
Ты раздобрела и увяла,
Но я же так люблю тебя.

Ты в полной безопасности,
Побудь ещё немного дома.
Ты можешь всё, тебе свобода,
А я решу, куда идти.

Друзей заузить надо круг.
Ещё нам разве нужен кто-то?
Твой быт – теперь твоя работа,
А я твой самый лучший друг.